Неплюев Виктор Вячеславович

Каталог работ В.В. Неплюева

«В пластике малых форм я иду от Азаровой», — с нескрываемой гордо­стью отдает Виктор Вячеславович Неплюев этим признанием свою дань таланту учителя. Но одновременно в его словах и уверенность в собствен­ных силах, в самостоятельности твор­ческого поиска.

С родителями Виктору, можно ска­зать, крупно повезло. Хотя, казалось бы, какое уж тут везение: оба — «дети вра­гов народа» и воспитывались не в семей­ном уюте, а на казенный счет. Вспоми­нать же детдомовский уют тех лет им как-то не очень хотелось. Отец отрабо­тал всю жизнь простым электриком, мать — счетоводом, бухгалтером, чер­тежником. Да и помотало их по стране изрядно: старший сын родился на Ура­ле, Виктор — в Сибири, одна дочь — на Камчатке, вторая — в Казахстане. И все же повезло — той неповторимой атмос­ферой доброй домашности, что отлича­ет дружные, крепкие семьи. Родители жить не могли без музыки, сами пели с охотой и изумительно ладно. А там, где всегда есть место задушевной песне, непременно царят мир, согласие и лю­бовь. Отец с юных лет играл на духовых инструментах, долгие годы руководил небольшим заводским оркестром. Мать во время войны пела в хоре имени Пятницкого. «Часто даже спе­циалисты удивляются: откуда  такая эмоциональная выразительность и про­фессиональная точность в моей скульп­турной серии — сюите «Музыканты». Серия большая — все духовики там. А вся она — из впечатлений детской еще поры, из семейной любви к музыке», — говорит Неплюев.

Школьные годы провел он в Джам­буле. Самая светлая память об уроках рисования: с восьми лет он ходил на этюды, рисовал натуру. И первым учи­телем был для него отец: он ведь тоже когда-то хотел стать художником, но война развеяла эту его мечту. В голод­ные победные годы в моду вошли на­стенные коврики с лебедями и озерами, березками и избушками. Старики пом­нят, как заполонили они тогда рынки от Москвы до самых до окраин. Вот им-то отдал дань и отец — на одну зарплату никак нельзя было содержать семью. Казалось бы, не ахти какое художество, но и коврики эти повлияли на жиз­ненный выбор Виктора. Уже с шести лет на вопрос: «Кем ты хочешь быть?», он отвечал: «Художником!».

А осознать призвание помог Виктору Михаил Федорович Куров — легендар­ный в Джамбуле человек. Был он всего-навсего педагогом в художественном кружке при Доме пионеров, но педа­гогом прекрасным, бескорыстно пред­анным искусству.

Тогда же обрел Виктор и своих куми­ров в живописи: купил отец литографии «малых голландцев» — Питера Брейге­ля, прозванного мужицким. Потом при­шла влюбленность в Репина и Сурикова, Васнецова и Маковского, Крамского и Шишкина. Но самыми любимыми на­всегда остались Серов и Брейгель, осо­бенно последний. «Очень он мне близок по духу,— говорит Виктор. Это гро­мадное скопление «муравейника челове­ческого», где много людей совершают какое-то действие,— это по мне, здесь ключ и к моему стилю. И когда учился, всегда думал, что буду рисовать карти­ны подобного плана».

Но неисповедимы пути становления мастера. В алма-атинское училище на отделение художника по театру посту­пил Неплюев со второго захода. «Имен­но там стал я художником,— считает он,— в Алма-Ате. Мы были первым по­колением хиппи, мы ничего не призна­вали, не подрабатывали, мы жили толь­ко искусством, для нас просто невозмо­жно было подработать пойти, плакат написать, получить деньги, никогда! По­сле училища послужил немного в театре художником, и меня забрали в армию. Два года провел на Байконуре. Там я по­стоянно рисовал для себя, писал».

Отслужив, Неплюев вернулся в Джам­бул, работал в местном художественном фонде и готовился к поступлению в ин­ститут.Строгановка, как и училище, открыла перед ним свои двери лишь со второго захода. Но попал не на живопись, как ему мечталось, а на керамику. Конечно, поначалу была досада, даже нечто вроде стресса. Однако очень скоро пришло острое ощущение: вот это — мое, это для души, и учеба пошла в удовольст­вие. Правда, с деньгами на хлеб насущ­ный здесь было туго, пришлось устро­иться дворником, и не где-нибудь, а в те­атре Вахтангова. Так вот повезло вчерашнему художнику-оформителю.

Делать диплом он решил в Дулево. Пора было определяться, куда же даль­ше — в Сибирь или в Казахстан? О Гжели не было мысли. Но приехал как-то в Дулево директор Кузяевского завода, увидел неплюевскую дипломную рабо­ту — наобещал златые горы и перема­нил парня к себе. Оказались же те зла­тые горы всего лишь миражом: кузяевскому делу нужны были середнячки-ремесленники, а не мастера, да и с жи­тьем-бытьем не складывалось. Вот то­гда-то и посватался Неплюев в сосед­нюю Гжель вместе с Федотовым, был он в ту пору главным художником. По­шли они к директору. Предложили ме­сто художника-оформителя, другого не оказалось. Он согласился, но с дальним для себя прицелом — он уже видел ма­лую пластику Азаровой и сразу понял: вот она, его жар-птица, нельзя ее упу­стить. И уже вскоре приняли его в одну из творческих групп, получил он «сво­бодный» — раз в неделю — день и с го­ловой погрузился в пластику малых форм.

«Работалось легко и с удовольстви­ем»,— говорил Неплюев, вспоминая первые месяцы обручения с промысла­ми.— Нам никто не мешал искать, экс­периментировать, и в чисто творческом ключе дышалось очень даже легко. Нас было несколько молодых художников, которые пришли в одно время: Юра Га­ранин, Маргарита Подгорная, Алек­сандр Царегородцев, Володя Бидак с же­ной Натальей, я. Затем Леша Рогов. И мы сразу стали участвовать в выстав­ках. «Полезли» в Союз художников, нас по первому разу прокатили, конечно, по­том что-то взяли, а уже потом мы и вов­се примелькались, и нас стали хорошо узнавать.

На первой же выставке в Манеже в 1981 году у нас был успех, да еще какой для молодых-то художников! Он нас по­разил.

Мне не верилось, что можно так хва­лить за какие-то, как сами мы считали, поделки. О нас даже статьи написали. Я и удивился, и приятно было. К тому же Министерство культуры у нас закупи­ло работы, и так дорого. Мы же бедно жили: 110 рублей зарплаты получали. Это нас здорово подтолкнуло. Я помню, меня тогда первый раз Азарова похвали­ла за скульптуру «Разносчица».

Ну, а потом не повезло: в 1984-м у ме­ня случилось несчастье с правой рукой, она у меня после тяжелой травмы пере­стала совсем работать. Вызывает меня директор, говорит: «Раз ты не можешь сейчас работать практически, поработай теоретически». И назначает меня глав­ным художником. Задача: организовать, построить мастерские для всего коллек­тива художников, создать товарищес­кую творческую атмосферу. Ушло на это несколько лет. В 1984—1986 годах мы делали громадные выставки. В Вол­гограде, в Ленинграде — в Русском му­зее, в Новосибирске, в Москве. И сделал две персональные — в 1990-м в Казахстане, в Джамбуле.Вторую — через год в Москве. И там и здесь я выставлял и новые работы, и ретроспективные, кузяевские и гжельс­кие. Что-то вроде самоотчета к со­бственному сорокалетию…

Не только искусство Азаровой влияло на творчество Неплюева. Своеобразные де­коративные приемы обнаруживают связь его работ с более отдаленным ис­кусством Гжели — искусством майоли­ковой пластики. Как в фигурках XVIII века, скульптурные массы в произведе­ниях Неплюева плавно «перетекают», а соседствующие по традиции решаются в рельефе, конкретизируются в росписи и, лишь вычленяясь из общего объема, приобретают скульптурную форму. За­мысел автора обычно очень точно воп­лощается в декоративном решении, в ос­нове которого не столько фантазия, ско­лько пережитые реальные впечатления. Возможно, поэтому так убедительны ха­рактеры фигурок, так точны их позы, движения, в которых автор запечатлева­ет не случайное, а постоянное — извеч­ную красоту трудовых ритмов. Фигурки объединяются в тематические группы, имеющие определенные названия — «Дворники», «На лесозаготовке», «Сено­кос». Скульптор изображает рабочие моменты трудовых будней своего про­мысла. Убирая лишние детали, он со­храняет в фигурках конкретные черты реальных людей, что делает его скульптуру убедительной.

Поэзия сельского труда воплощена в скульптурных фигурках «Косит», «Вы­тирает пот», «С поля». Спортивная тема находит решение в серии скульптур «Борцы», «Хоккеисты». Скульптурные фигурки Неплюева вариативны. Иногда это едва заметно, а иногда очень значи­тельно и приводит к созданию новых образов. Вариативность позволяет авто­ру совершенствовать пластику форм, до­биваясь наиболее выразительного худо­жественного решения, объединяя группы фигурок в своеобразные скульптурные сюиты — «Народные промыслы», «До­машние заботы». И если декоративная скульптура Азаровой носит обобщенно­-видовой характер, то каждая фигурка Неплюева наделена конкретным харак­тером, выраженным средствами пласти­ческого языка, чем в значительной степе­ни объясняется столь сильное эмоцио­нальное воздействие его малой пластики…